Майков, Валериан Николаевич - даровитый мыслитель, сын живописца Николая Аполлоновича Майкова , брат Аполлона и Леонида Майковых, родился 28 августа 1823 г. Гончаров , один из друзей дома, преподавал Майкову русскую словесность. Получив прекрасное домашнее воспитание, Майков поступил на юридический факультет Петербургского университета, и в 19 лет был уже кандидатом. Из профессоров особенное влияние оказал на него читавший политическую экономию В.С. Порошин . В первой же литературной работе - оставшейся в рукописи статье “Об отношении производительности к распределению богатства” (1842) - Майков критически отнесся к школе Адама Смита и проводил идею об участии рабочих в прибылях производства. Определившись на службу в департамент сельского хозяйства, Майков занялся естественными науками и перевел “Письма о химии” Либиха (не изданы). Слабость здоровья вскоре заставила его выйти в отставку и провести более полугода в Германии, Франции и Италии. Возвратясь в Петербург, он участвовал в составлении небольшого, но весьма замечательного “Карманного Словаря иностранных слов, вошедших в состав русского языка” (2 вып., 1845 - 46). Официально во главе дела состоял артиллерист Н.С. Кириллов, но в действительности душой предприятия были Майков и Петрашевский. Написанный с глубоким воодушевлением, Словарь Кириллова мог бы сыграть роль русского “Dictionnaire philosophique” (Вольтера), каким он и должен был быть по плану Майкова, если бы подозрительность того времени не остановила его завершения и распространения. Вскоре после 2-го выпуска Словарь был изъят из обращения, а когда в 1849 г. возникло дело так называемых “Петрашевцев”, ведший следствие известный Липранди находил, что Словарь “исполнен таких дерзостей, какие едва ли бывали даже в рукописях, пускаемых в общее обращение”. Этот отзыв Липранди - одно из многочисленных преувеличений чрезмерно усердного следователя. Бесспорно, однако, что Словарь Кириллова принадлежит к числу наиболее ярких проявлений общественного движения, шедшего к нам из Франции 40-х годов. Майков принимал участие только в составлении 1-го, более умеренного выпуска Словаря Кириллова. Затем он становится во главе основанного в 1845 г. Ф.К. Дершау “Финского Вестника”, где поместил начало оставшегося неоконченным трактата “Общественные науки в России”. Здесь ярко отразились наиболее выдающиеся стороны духовной личности Майкова, его огромная начитанность в сфере общественно-политических наук, замечательная способность легко и свободно ориентироваться в самых отвлеченных понятиях; здесь же с наибольшей обоснованностью и последовательностью проведен главный тезис всей литературной деятельности Майкова - проповедь необходимости органической связи науки и искусства с живой действительностью. Основное стремление статьи - поставить во главе нравственно-политических наук “философию общества”, в отличие от прежнего “антропологического” направления, когда все было основано на стремлении к обеспечению блага отдельной личности. С точки зрения “философии общества” или, по другому выражению автора, с точки зрения “социалиста” он нападает на английскую политико-экономическую школу Адама Смита, которая “очищает свою науку от всяких примесей нравственных и политических” и рассматривает “богатство как факт отдельный, ни от чего не зависящий, ни с чем не соединенный органически”. Этот взгляд, “ложный в науке, делается гибельным для практики”. Политическая экономия Англии “утратила характер науки, основанной на идее благосостояния, и послужила основанием монополии аристократии богатства”. С той же точки зрения автор нападает на науку немецкую, хотя она является полной противоположностью науки английской. “Как Англия выражает односторонность экономическую, так Германия, напротив того, представляет крайность нравственную. Наука изолирована у немцев в той же мере, как промышленность - у англичан”. Германия кажется Майкову современной Индией: “та же мысль, отрешившаяся от жизни, погруженная в созерцание самой себя, без всякого отношения к жизни”. Только во Франции новейшего времени наука “не увеличена ни бездушным анализом англичан, ни бесплотным синтезом немцев”, только во Франции наука полна “органического характера”. В той царственной роли, которую отводит Майков “философии общества”, нельзя не видеть, между прочим, прямого отражения философии Огюста Конта. В кружке Белинского она была известна по статьям о ней в “Revue des deux Mondes”, Майков же цитирует самый “Cours de pilosophie positive”. Знакомство со статьями Валериана Майкова показывает вообще, как рано он приобщился тех западноевропейских умственных течений, которые стали у нас всеобщими значительно позже. В философии он один из первых восстал у нас против немецкой метафизики; в политической экономии он, со своей проповедью “дольщины” рабочих в предприятиях, является как бы катедер-социалистом 70-х годов; взгляды его на искусство, став предметом разбора в 1891 - 1892 годах, поразили многих критиков сходством со взглядами Гюйо, писавшего сорок лет после Майкова. Что касается взглядов Майкова на национальность, то они по своей широте, по полному отсутствию в них чего бы ни было похожего на национальное самохвальство, и теперь еще недоступны весьма многим. В свое время даже Белинский протестовал против них, находя, что молодой писатель слишком уже “всечеловек”. Статья “Общественные науки в России”, напечатанная в мало распространенном “Финском Вестнике”, прошла незамеченной публикой, но обратила на себя внимание в литературных сферах. Раньше других новой крупной умственной силой постарался воспользоваться Краевский . В начале 1846 г. он разошелся с Белинским, и ему нужен был “первый критик”. Тургенев свел его с Майковым, который в течение 1846 г. и начала 1847 г. стоял во главе критического отдела “Отечественных Записок”. В первой крупной статье своей - о Кольцове - он несколько разошелся с Белинским, которому ставил в упрек бездоказательность его критики, вследствие чего она сводится к литературному диктаторству. При натянутости отношений между “Отечественными Записками” и основывавшим тогда “Современник” кружком Белинского, это нападение, при всей своей почтительности, показалось недостойным подлаживанием под враждебное отношение Краевского к Белинскому - и вот почему Белинский отвечал Майкову со значительным раздражением. Вскоре, однако, выяснилась чистота побуждений Майкова, раздражение, не основанное на сколько-нибудь серьезном принципиальном разногласии, улеглось, и Майков в 1847 г. стал сотрудничать и в “Современнике”. 15 июля 1847 г. Майков, гостя в Петергофском уезде, разгоряченный, стал купаться и умер во время купанья от удара. Смерть его вызвала ряд горячих некрологов, в которых нравственная личность Майкова была обрисована в самом симпатичном свете, и в столь же горячем тоне выяснялась тяжесть этой утраты для литературы. Весьма скоро тем не менее всеми было забыто самое имя Валериана Майкова. Только в 1861 г. о нем мимоходом вспомнил Достоевский , да в 1868 г. тоже мимоходом посвятил ему несколько очень сочувственных строк Тургенев (”Литературные Воспоминания”). В 1872 г. в “Отечественных Записках” деятельность Майкова впервые была подвергнута подробному рассмотрению в статьях А.М. Скабичевского (его “Сочинения”, том I), значительно преувеличившего степень разногласия между Майковым и Белинским. В 1886 г. обстоятельному рассмотрению деятельность Майкова подверглась в “Вестнике Европы” в статье К.К. Арсеньева . Больше всего было сделано для популяризации Майкова в 1891 - 92 годах, когда с одной стороны А.Н. Чудиновым были изданы (в “Пантеоне Литературы”) “Критические Опыты” Майкова, под редакцией и с большой вступительной статьей Л.Н. Майкова, а с другой в журналах, по поводу “Критических Опытов”, появился ряд статей - А.Н. Пыпина (”Вестник Европы”, 1892, ¦ 2), М.А. Протопопова (”Русская Мысль”, 1891, ¦ 10), Ар. Мухина (”Исторический Вестник”, 1891, ¦ 4), позднее А. Волынского (”Русские критики”: умаление Майкова) и другие. Все это вместе сделало имя Майкова очень громким. Самые сочинения его, однако, не получили большого распространения. Знакомство с Майковым исключительно понаслышке, в связи с постоянным сопоставлением имен Майкова и Белинского, создало обычное представление о Майкове как о человеке, которому предстояло “заменить” собой великого критика. На самом деле в трезвом, математически логическом писательском темпераменте Валериана Майкова нет и следа того властного лиризма, которым в такой высокой степени отличался Белинский. Сам Майков превосходно сознавал основные свойства своей писательской личности и в письме к Тургеневу прямо заявлял, что “никогда не думал быть критиком в смысле оценщика литературных произведений”. “Я всегда мечтал о карьере ученого, - пишет он дальше, - но как добиться того, чтобы публика читала ученые сочинения? Я видел и вижу в критике единственное средство заманить ее в сети интереса науки. Есть люди, и много, которые прочтут ученый трактат в “Критике” и ни за что не станут читать отдела “Наук” в журнале, а тем более ученой книги”. Майков только ученым и был в своих по наружному виду критических статьях. Главная из них - о Кольцове - трактует об очень интересных вещах: о том, что такое искусство, что такое народность и о многом другом, но собственно Кольцова автор решительно забывает, а то немногое, что он говорит непосредственно о поэте, мало прибавляет к тому, что было сказано другими. Майков далеко не был даровитым писателем в обыкновенном смысле этого слова. Стиль его критических статей вял и неярок, местами даже темен. Что касается тонкости литературного понимания, то недостатка в ней не было у Майкова, но нового слова он не сказал ни об одном из разобранных им писателей. Он верно осмеивал романтизм, но это в 1846 г. был враг, уже давно поверженный в прах; он верно понимал Гоголя , но и тут не было ничего нового после десяти лет пламенной пропаганды Белинского. Были сделаны попытки поставить Майкову в особую заслугу мимоходные, но очень “проницательные” характеристики Искандера , Тютчева и Достоевского. Действительно, характеристика повестей Искандера, как произведений “несравненно более поражающих умом, чем художественностью”, очень верна, но это мнение об Искандере было ходячим в литературных кружках и с несравненно большей энергией выражено в письме Белинского к Боткину . Ставить в особую заслугу те 10 строк, которыми Майков, заканчивая рецензию о Плещееве , напоминал о Тютчеве, уже потому нельзя, что сам же Майков в них говорил: “лет десять назад его стихи обратили на себя внимание людей со вкусом и поэтическим тактом”. Действительную оригинальность Майков проявил только, восторгаясь “Двойником” Достоевского, относительно которого и теперь, однако, продолжает господствовать мнение Белинского, обозвавшего похождения Голядкина “нервической чепухой”.