Для поздней («пламенеющей») Готики характерен прихотливый, напоминающий языки пламени узор оконных проёмов (ц. Сен-Маклу в Руане). Появились росписи на светские сюжеты (в папском дворце в Авиньоне, 14—15 вв.).
На расстоянии мазочки оптически сливались, давая удивительно натуральное впечатление света, тени, перехода из одного тона в другой. Вместе с тем в картине чувствовалось что-то неживое, нарочитое. Схема в искусстве, какая бы она ни была, опасна, и тем опаснее, чем больше претендует на единственность. Сера был исключительно даровитым художником; его поиски универсальной "системы" были чем-то вроде поисков абсолюта. Он умер совсем молодым, в разгаре этих поисков; неизвестно, каким мог бы стать его дальнейший путь.
Полная библиотека
Поль Сезанн. Берега Марны
Поль Сезанн. Берега Марны. Около 1888 Москва, ГМИИ им. А.С.Пушкина
В натюрмортах поверхность стола как бы опрокидывается на зрителя, утверждая плоскость картины, а фрукты, лежащие на столе, показаны под другим углом зрения. "Пригвожденные" к плоскости, расположенные словно бы друг над другом, круглящиеся объемы фруктов воспринимаются с удвоенной интенсивностью, фрукты выглядят монументально, первозданно. Их расположение в глубину передается градациями цвета, лепящего форму (у Сезанна, как и у импрессионистов, нет битумных теней -только цветовые модуляции). В пейзажах художник предпочитает высокий горизонт, так что пространство земли опять-таки совпадает с плоскостью холста; он сдвигает планы, обобщает массы. Даже отражения в воде он делает массивными, архитектоничными (как пример приведем "Берега Марны" в московском собрании). Он не признает аморфности ни в чем.
Бывают поэты для поэтов. Бывают и художники для художников. Сезанн - преимущественно художник для художников. Никто из последующих художественных поколений не мог пройти мимо Сезанна. Каждый что-то у него воспринимал, чем-то обогащался или, по крайней мере, получал пищу для профессиональных размышлений. Для большинства же зрителей-непрофессионалов Сезанн труден, а на первый взгляд и скучноват в своем внешнем однообразии - у него нет ни интересных сюжетов, ни лиризма, ни ласкающей глаз палитр. В устойчивой, густой оранжево-зелено-синей гамме он лепит цветом свои пейзажи, - зеленый цвет желтеет, передавая свет, и голубеет, передавая тень и даль. На сопоставлении холодных голубоватых тонов скатерти и посуды с желто-зелено-красными тонами фруктов строятся его натюрморты.